Эрнест Сетон-Томпсон - Маленькие дикари [Издание 1923 г.]
В тех местах, где нужно было крепче натянуть кожу, подложены были маленькие кусочки пакли. Оболочка была надета, и оставалось только зашить несколькими стежками отверстие внизу (Bc, рис. 6), а также разрезы на крыльях (El, H, рис. 6 и рис. 1) и на затылке (Sn Sn, рис. 2), при чем иголка всегда втыкалась в кожу с внутренней стороны.
Концы проволок на ногах были пропущены через отверстия, пробуравленные на жердочках, и хорошенько укреплены. Чучела сов были закончены, но имели смешной вид со своими поникшими головами и опущенными крыльями.
— Теперь осталась художественная отделка, — сказал Си с сознанием собственного достоинства.
Он выпрямил туловище совы, слегка согнув проволоки ног, немного повернул ей голову и вправил шею в плечи.
— Сова всегда, смотрит через плечо, — пояснил он.
Два пальца каждой ноги он перегнул на жердочке вперед, а два назад, в угоду Яну, который утверждал, что это «по-совиному», хотя Си не совсем соглашался с ним. Он немного растянул хвост, зажав его между двумя кусками картона (Tl, рис. 10), придал ему надлежащий откос и принялся налаживать крылья.
Они были опущены, как у наседки. Си Ли продел тонкую проволоку через суставы каждого крыла (O, рис. 7), тем самым прикрепив их к туловищу (Ww и Ww, рис. 10). В спину вставлена была длинная булавка (Bp, рис. 10). Проволоки на голове, спине и крыльях служили точками прикрепления для ниток, которыми Си Ли обмотал всю птицу (рис. 10). Там и сям он подкладывал то кусочек хлопка, то палочку под нитки, чтоб придать чучелу вполне естественный вид.
— Мы можем вставить глаза или теперь, — сказал он, — или позже, если размягчим кожу вокруг глазных орбит, положив в них на сутки кусочки мокрого хлопка.
Ян на второй сове тщательно подражал всем приемам Си. Тот даже заметил:
— Я многих учил набивать чучела, но быстрее тебя никто не одолел этой премудрости.
У какого-нибудь ученого мастера было бы, вероятно, другое понятие о совершенстве чучел, чем у Си. Даже Ян впоследствии не мало смеялся над этими совами, но в данную минуту они доставляли ему истинное удовольствие.
Оба чучела были поставлены совершенно одинаково. Си знал только одно положение для всех птиц. Однако, когда чучела совершенно высохли, нитки были сняты, проволоки обрезаны в уровень с перьями и в орбиты вставлены деревянные глаза, они сделались источником радости и восхищения для всего племени индейцев.
XIX
Испытание характера
Мальчики сделали себе индейские военные шапки, как их учил Калеб. Они собирали белые гусиные и индюшиные перья и чернили кончики. Пучки окрашенных в красный цвет конских волос, для которых взята была кисть от старой сбруи, полоски красной фланели из старой фуфайки и обрезки кожи дали им остальной материал. Калеб интересовался работой мальчиков и мог им не только сделать шапки, но также определить, что должно считаться ку и что — гранку. Сам получил ряд перьев за стрельбу, плаванье, «набеги на белых», и два великолепных пера с пучками волос за срубленную сосну и убитую сову.
Яну, между прочим, засчитали ку за нахождение следов. Охота на оленя была усовершенствована тем, что «мальчик-олень» надевал сандалии, сделанные из старых сапог. Подошвы этих сандалий были подбиты гвоздями в виде треугольника, обращенного острием вперед, и оставляли следы наподобие копыт. Зерно представляло то неудобство, что нельзя было распознать направление или поворот следа, но сандалии исправляли этот недочет и, в соединении с небольшим количеством зерна, давали великолепный, след. Мальчики наловчились разбираться в следах, особенно Ян. Если он не отличался такой остротой зрения, как другие, зато превосходил их терпением и наблюдательностью. Он получил свой первый гранку, когда раньше всех нашел оленя и с одного выстрела попал ему в сердце. Потом он получил еще шесть гранку за то, что проплыл двести ярдов в пять минут; за то, что прошел четыре мили в час; за то, что пробежал сто ярдов в двенадцать секунд; за то, что знал сто диких растений; за то, что знал сотню птиц и, наконец, за то, что застрелил ушастую сову. У Гая было несколько ку, главным образом, за остроту зрения. Он видел «младенца на спине сквау», а в охоте на оленя несколько раз чуть-чуть не получил гранку. Однако судьба в последнюю минуту поворачивалась спиною, и даже старый Калеб, благоволивший к нему, не мог по совести подать голос за высшую награду.
— Что индейцы больше всего ценят в мужчине, Калеб? — спросил однажды Гай в надежде, что старик похвалит его зрение.
— Смелость, — ответил Калеб. — Для них важнее всего, чтобы человек был смелым. И это не только у индейцев. Люди могут уверять, что они больше всего ценят то или другое качество, а все-таки на поверку выходит, что любой мужчина, женщина или ребенок уважает смельчака.
— Я вам скажу, что я ничего не боюсь, — воскликнул Гай, весь вспыхнув.
— Не хочешь ли сейчас побороться с Яном?
— Нет. Он старше и больше меня.
— Слушай, Ветка, что я тебе предложу. Сходи в сад один и принеси ведро вишен. К девяти часам там уж никого не будет.
— Да, а старый Кеп меня загрызет!
— Как! Ты такой храбрец и боишься собаки?!
— Нет, я просто не люблю вишен.
— Я тебе устрою, настоящее испытание, Гай. Видишь этот камень? — сказал Калеб, поднимая маленький круглый булыжник со сквозным отверстием. — Ты знаешь, где похоронен старый Гарни?
Гарни был беспутный солдат, который застрелился будто бы по несчастной случайности. Его похоронили к северу от владений Рафтена на земле, которая считалась его собственной, но впоследствии оказалось, что это лишь часть большой дороги, к которой примыкала боковая тропинка. Таким образом могила очутилась на перекрестке.
Люди говорили, что сама судьба отметила Билля Гарни, как самоубийцу. Легенда добавляла, что когда над его головою проезжает телега, то он страдает, а чтобы крики его не затерялись среди стука колес, он дожидается полуночи и тогда начинает громко стонать. Кто услышит эти стоны, должен выразить сочувствие, иначе ему грозит ужасная участь. Калеб напомнил мальчикам легенду о Гарни и рассказал ее очень выразительно, так как она, по-видимому, производила сильное впечатление на него самого.
— Я положу этот камень за плитой на могиле Гарни, — сказал Калеб, — и когда-нибудь ночью пошлю тебя за ним. Ты согласен?
— Да, — нехотя ответил Третий Вождь.
— Если он так стремится теперь, то что же будет ночью? — заметил Дятел.
— Помни, что это случай показать себя в истинном свете, — сказал Калеб, собираясь уходить в свою жаркую хижину. — Я привяжу к камню веревочку, чтобы тебя проверить.
— Мы сейчас будем ужинать. Не хотите ли закусить с нами? — предложил Сам, но Калеб ушел, не удостоив вниманием его приглашения.
Посреди ночи мальчиков разбудил мужской голос снаружи и царапанье палкой по брезенту.
— Эй, Гай, Ян! Гай!
— Кто там?
— Калеб Кларк. Слушай, Гай, уж половина двенадцатого. Ты успеешь к полуночи сходить на могилу Гарни и достать камень. Если ты не найдешь этого места, то прислушайся к стонам. Тогда уж, наверное, не ошибешься.
Калеб давая указания хриплым шопотом, как будто сам боялся.
— Я… я… я… — лепетал Гай, — теперь не увижу дороги.
— Ты подумай, какой это случай! Если принесешь камень, то получишь перо гранку — высшее отличие за смелость. Я подожду здесь, пока ты вернешься.
— Я… я не найду камня в такую темную ночь. Я… я не пойду.
— Ты трус, — прошептал Калеб.
— Вовсе нет! Но что за смысл итти, когда я все равно не отыщу этого места. Я пойду в лунную ночь.
— Может, кто другой из вас решится пойти за камнем?
— Я пойду! — одновременно ответили оба мальчика, хотя в их голосах звучала надежда, что им не придется итти.
— Уступаю тебе эту честь, Ян, — сказал Дятел с видимым облегчением.
— Я пойду с удовольствием, но… но… я не хотел бы занимать твоего места: ты ведь старше меня. Это было бы неблагородно с моей стороны, — ответил Ян.
— Давай, бросим жребий.
Сам отыскал длинную соломинку, а Ян тем временем раздул угли. Сам переломил соломинку на две неравные части, зажал их в руке и кончиками повернул их к Яну.
— Кто вытянет длинную соломинку, тому итти.
Ян знал по опыту, что короткую соломинку обыкновенно выдвигают дальше; поэтому он взял другую и стал медленно тянуть ее. Она казалась бесконечной. Сам разжал руку, где у него осталась короткая соломинка.
— Тебе итти, — весело заявил он. — Какой ты счастливчик, во всем тебе везет!
Если б подвернулся благовидный предлог, Ян отказался бы итти, но теперь он считал своей обязанностью отправиться за камнем. Его к этому побуждало не столько мужество, сколько самолюбие. Он стал торопливо одеваться. Руки его немного дрожали, когда он зашнуровывал башмаки. Калеб ожидал около типи и узнав, что идет Ян, стал его подбодрять.
![Эрнест Сетон-Томпсон - Маленькие дикари [Рисунки автора]](/uploads/posts/books/215315/215315.jpg)
